Канцлер работал, засучив рукава, и был полностью поглощён своими делами.

Стол его был завален бумагами и книгами: большой, солидный стол, из крепкого бука, и бумаг на нём помещалось прилично, но свитки, листы и мятые записки всё равно налезали друг на друга, собирались в большие неровные стопки, застревали между кожаными переплётами внушительного вида справочников и энциклопедий, накрывали собой чернильницы с письменными принадлежностями и подлезали под большой, с кулак размером, камень с малиновыми прожилками, подаренный когда-то ему и служивший с тех пор прессом для бумаг. Раймонд действовал среди всех этих бумаг как паук, замирая иногда над столом, слегка даже подрагивая и прислушиваясь к каким-то неявным постороннему наблюдателю признакам, а потом резко хватая тот или иной лист и принимаясь хищно его употреблять глазами или орудовать на нём быстрыми взмахами пера, оставляя свои пояснения и комментарии.

Работать Раймонд любил, особенно когда не требовалось этой работой создавать империи, а достаточно было решать мелкие вопросы просителей, с корнем вырывать ненужные слова какого-нибудь указа об околачивании груш или участвовать в разгорячённой переписке с халтурщиком-чиновником на границе. За этим он с удовольствием мог проводить многие часы, наслаждаясь пыльной казённой каруселью бюрократизма и патокой канцелярской корреспонденции.

Довольно потянувшись, он отвлёкся на секунду, массируя затёкшую шею. Что-то зябковато стало в кабинете, подумал он, глядя на едва старающийся камин. Погода на дворе стояла дрянная, мокрая и недружелюбная к большим кабинетам в старых каменных замках. Надо бы позвать прислугу, сказать им подкинуть дров, но звать людей было ленно. Поднявшись, Раймонд прошёлся взад-вперёд, остановившись перед камином и протянув к нему руки. Большого толку от этого не было. Недовольно крякнув, он вдруг вернулся к столу и стал набирать в охапку одну бумажку за другой, бегло пробегая их глазами. Некоторые он, подумав, вернул обратно, но большую часть собранной стопки он стал скармливать в камин с некоторой мстительностью. Вот этот отчёт только в топливо и годится – дрянной отчёт, никудышный, его составителя давно пора было высечь и гнать в шею, к тому же приворовывал он совсем непозволительно и неумело; эти списки туда же, устарели они уже, только в спелолисте посчитали поставленные на государственный учёт телеги и уже надо пересчитывать; а вот эту записочку вообще надлежит уничтожить особенно внимательно, незачем ей оставаться на этом свете, хоть и очень интересная и познавательная записочка, кто бы мог подумать, что у некого ярла дочка с такими интересными занятиями. Помнил Раймонд вроде бы её, такая скромница и умница с виду, то ли пятнадцать, то ли шестнадцать ей лет сейчас, а какая буйная у неё уже фантазия. Ещё раз с неверием перечитав записку, Раймонд покачал головой. Надо же, подумал он. Рыба. Как скучно мы живём, не то, что некоторые дочки. Это мы запомним, пригодится когда-нибудь.

Проследив, чтобы эта записка сгорела точно и без следа, Раймонд потёр руки и вернулся за стол, размышляя о дальнейших планах. Было у него несколько свободных часов впереди. Можно было бы даже слегка передохнуть и, скажем, как следует пообедать. Вот только прийти должен был опять этот, волосатый, и снова начать слёзно бубнить про своё пшено, и не отстанет же, хотя Раймонда уже тошнило и от волосатого и от его пшена, и не было никаких сил это слушать уже в шестой раз, провались он в пропасть, этот волосатый, но нельзя его в пропасть, он нам нужен, столько пшена потребляет Йотуннланд в год, удивительно много, а волосатый всё скорбит по своим оплачиваемым налогам в казну, и всё умоляет с этим что-то сделать, и уже даже начинает кое-где робко грозится, а нам это всё надо терпеть, и делать что-то с этим тоже надо, вот и вынуждены мы его раз за разом принимать и слушать, стараясь сохранить лицо вежливым, голос – ровным, а голову – ясной. Стал у Раймонда сразу же от этих мыслей кислый вид, и именно таким он был, когда дверь его вдруг открылась. Он даже слегка привстал было на месте, испугавшись, что каким-то образом проник этот волосатый сюда раньше времени, прорвался с боем и сейчас встанет перед ним с окровавленным топором и тут же примется орать визгливо про это треклятое пшено, но вместо этого в кабинете оказался Ренвард.

Облегчённо вздохнув, Раймонд воспрял духом и расслабился. Можно было бы догадаться, конечно. Не принято вот так вот просто заходить к канцлеру без стука, кому-то не позволено, а кому-то не позволяет этикет, так что во всей стране так появлялся только его сын.

- Заходи, заходи. – сказал он дружелюбно. – Дверь только прикрой, а то сквозит. Итак сижу как в погребе. Ты как раз вовремя, потому что сидел я и размышлял о том, как неплохо было бы сказать принести какой-нибудь недурной обед. Скажем, рыбу. Нет, только не рыбу. Какую-нибудь свежую дичь. И кувшин вина, а?

Обед откладывается, понял Раймонд с горечью. Вместе с вином. Да и вообще, тихий вечер откладывается, целые недели у нас теперь спокойными не будут, и про отдых можно забыть, и про спокойствие, и про душевное равновесие. Непонятно было пока, чем именно заполнятся ближайшие дни, но точно не чем-то приятным.

Раймонд замер в своём кресле, с неверием глядя на сына. Бьёрн быть здесь никак не мог. Ренвард врать не мог тоже никак. Взаимоисключающие эти две вещи ставили его в тупик, и голова никак не хотела начинать работать, прокручивая только одно снова и снова: принц в столице, принц в столице. Исходя из этого, получалось, что…

Совершенно было не понятно, что же исходя из этого получалось.

- Ты уверен? – спросил Раймонд охрипшим голосом. – Информация точная?

Спрашивал он скорее по привычке. Конечно, Ренварда могли обмануть, специально или не нарочно, сообщив ему ложные сведения, но случайным человеком он не был, в таких делах кое-что смыслил и непроверенные слухи такого масштаба передавать бы не стал. Раз он это утверждает, так всё и обстоит. Бьёрн прибыл в Йотуннланд, прибыл втайне ото всех, бежал, по всей видимости, из Фламмансии, нарушая все договорённости самым наглым образом. Недобрая получалась картина, нехорошая.

- Что мы должны предпринять… - эхом отозвался Раймонд. – Для начала мы должны как следует подумать.

Он встал и принялся ходить по своему кабинету взад-вперёд, заложив руки за спину. Ренварду он при этом сказал садиться, чтобы не сталкиваться с ним на каждом шагу.

- Бьёрн здесь. – сказал Раймонд, на ходу размышляя. – Неожиданно для всех. Разве что Тира знала… нет, мы бы что-нибудь пронюхали заранее, если бы она знала. Так что даже для кюны это сюрприз. А раз сюрприз, то только неприятный, иначе Бьёрн бы ей сообщил. А раз неприятный, значит, дошли про принца новости про назначение Эрика, и новости эти ему не понравились. Так не понравились, что он забыл про все обязательства, про хрупкий наш мир, и сломя голову бросился сюда. Зачем? Захватить трон силой?

Раймонд остановился и пытливо посмотрел на Ренварда. Нужна сейчас была вторая голова, пусть и не так много ему ещё лет, и не так хорошо он знал наследника, да и много чего он ещё не знал хорошо, их молодёжь не прошла через то, через что проходили они сами, не плавило их в горниле Конфронта и не топтало в последующие годы разрухи, был он тогда ещё ребёнком, мальчишкой, и мужчиной он стал уже когда жизнь стала попроще, хоть и не до конца. Но всё же голова у сына была смекалистая, а такой закалки, как им, старикам, ему и не надо, никому такой закалки не пожелаешь.

- В любом случае, - сказал Раймонд, — это скорее хорошо. Бьёрн – залог нашего мира с Фламмансией. Если он вернулся, может, нам и удастся удержаться от войны. Главное сейчас его не упустить.

- Да… - рассеянно сказал Раймонд, погрузившись в свои мысли. – Пришёл он без армии. Зачем, если армия может ждать тебя уже тут.

Некоторые люди действительно до сих пор Бьёрна поддерживали. Точнее, некоторые поддерживали, а некоторые недолюбливали Эрика, а некоторые были бы готовы поддержать в обмен на предложенную им выгоду, а некоторые просто испугались бы, что оставят их за бортом и будут у них потом проблемы, и поспешили бы присоединиться просто на всякий случай. Не все, конечно, далеко не все. Уж очень долго Бьёрна не было и уж очень тёмную тень на его репутацию бросало такое длительное пребывание в руках Фламмансии. Но всё же он мог рассчитывать на нескольких сторонников, а не так уж и много нужно людей, чтобы устроить переворот, если ты действуешь нагло, быстро и неожиданно. Прибываешь, скажем, в столицу тайком, никого не предупредив. Да это и переворотом-то назвать сложно, скорее восстановлением закона.

- История знает мало примеров, когда мать и сын пытались убить друг друга. – согласился Раймонд с мыслями сына собственного. – История знает много примеров, когда друг друга пытались убить братья. Вот что меня беспокоит. С точки зрения обоих принцев смерть другого решает такое количество проблем, что такой вариант становится очень соблазнительным. Удержит ли их от кровопролития братская любовь?

Вопрос он задавал риторически. Действия Эрика ещё можно было хотя бы попытаться спрогнозировать, а вот Бьёрна он знал плохо. Он вырос в чужой стране и в чужого, незнакомого человека. Да и не так много надо, чтобы двум горячим головам раздуть пламя старых и новых обид. Раймонд представил себе, как встречаются они после всех этих лет разлуки, сначала долго молчат, глядя друг на друга, а потом слово за слово и вот уже швыряют в сторону стулья, руки хватаются за оружие или просто сжимаются в кулаки, вцепляются они друг другу в горло и из комнаты уже выходит только один, получается, неоспоримый будущий правитель.

Хорошо бы понять, к чему это приведёт. А пока мы тщимся понять, нужно уже действовать, не понимая. Соберём пока людей. Очень полезно было бы Бьёрна перехватить и поговорить как следует, сразу многое станет ясно. Но сломя голову бросаться за ним тоже не стоит, это чревато. Чувствуя, как начинает уже сдавливать голову сложная эта головоломка, Раймонд передёрнул плечами.

Пока он думал, Ренвард решил заговорить. Говорил он искренне, и сквозила в его словах давняя застоявшаяся горечь, прорывалось наружу назревшее недовольство и даже какой-то вызов, и Раймонд смотрел на него, заломив бровь.

- Посмотрите-ка, - ехидно сказал он, когда Ренвард закончил, - он против Артуа. Религию ему, видите ли, насаждают. Наследника ему, видите ли, на принцессе женили. Без резни тут явно не обойтись.

Раймонд сел напротив и надолго замолчал, внимательным давящим взглядом глядя на сына. Было видно, что такой отповеди он не ожидал и теперь размышлял, прежде чем что-то сказать.

- Много вас таких, - наконец проворчал он, - желающих непременно пойти и дать кому-нибудь по морде, да так, чтобы даже ваших внуков потом боялись. Вас же потоптали в своё время, так чем же вы хуже, почему бы тоже не изгадить соседям жизнь, и чем больше голов можно будет при этом сложить, тем больше славы. Никогда вы почему-то не думаете хотя бы попробовать не топорами махать, а жить себе спокойной жизнью. Почему ты думаешь, что от брака с девицей Артуа наш Бьёрн перестал быть нашим Бьёрном? Может, колдовским образом из его жил заменили всю кровь Тельдё?