[indent]Мягкие лучи заходящего солнца золотили смуглую кожу чужестранца; он стоял, обратившись к закату лицом, подставив лицо ласковому уходящему свету. Черные глаза его были сомкнуты, а руки нежно сжимали саз — чужак перебирал струны и пел для собравшейся возле него толпы. Песня его была, что горная река: то разливалась привычной для малумнийцев звонкой мелодией, то вихрилась в спирали печального сехметского напева. Незнакомые гортанные звуки тягуче возносились из подъязычья, наверняка воспевая зной, миражи и оазисы далекой-далекой страны-пустыни. Сильный голос, гибкий голос — он поднимался над толпой, летел ввысь и вширь.

[indent]Чужестранца звали Джамилем; он был сказителем, ашиком, народным певцом, и здешний народ ни слова не понимал из его песен, но слушал. То была песня о любви; конечно же, несчастной — горесть понимается душой без слов. Вот молоденькая девица в толпе печально склонила голову — мелодия рассказывала ей о собственном разбитом сердце. Так думал Джамиль, не отрывая от нее взгляда своих черных глаз. Был ли источником ее грусти беспечный юноша, вздорный муж, а может быть, другая девица? Совсем молоденькая, годов восемнадцать, гладкая тонкая кожа на скулах, ни шрамов, ни болячек простолюдинов. Красива, и, если повезет, наивна — юность оставляет свою печать. Хорошее платье. Если очаровать, то даст больше денег. Джамиль улыбнулся юной девице самой грустной и очаровательной улыбкой.

[indent]Здесь все было другое, даже солнце светило не так, не зависало над головой алчным золотым диском на долгие-долгие часы, пустынная пыль не застилала глаза, не набивалась в нос, уши и обувь, а объятия ночи не были холодны. Особенно Джамилю полюбились смоквы: здесь они были на каждом шагу, сочные сладкие и нежные, совсем не такие как дома.

[indent]Из уст его воспарили последние слова песни, Джамиль позволил струнам медленно затихнуть и откинул черные локоны с запотевшего лба — он пел долго и утомился. Улыбнулся еще раз напоследок — черный ус задорно приподнялся — и опустил саз. Баки замельтешил рядом, собирая монеты в свою плетеную широкополую шляпу.

[indent]— Lagenam peniculus  mentula! — произнес Джамиль недавно выученные слова, широким прощальным жестом обводя толпу и кланяясь. Баки клялся, что эти слова переводятся с коммуниса как “Вы прекрасные зрители”. Дай-то бог чертенок не лжет.

Отредактировано Jamil Qerib (2024-03-08 23:01:19)

Подпись автора

☆☽
мең көн күләгә булып йөрөгәнсе,
бер көн кеше булыуың яҡшы