♦ MANACLED ♦ |
- Подпись автора
ILLYON |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » ILLYON » Личные эпизоды » Manacled
♦ MANACLED ♦ |
на этой г л у б и н е мне н е ч е г о т е р я т ь
/// душа лежит в о м г л е , мне прошлого н е ж а л ь
о г о н ь в м о и х г л а з а х я заменю на л ё д ///
[indent] Будь ты проклята, ведьма! — хриплый и сдавленный крик от бессилия, полный отчаяния и страха. Не счесть сколько на её, давно проданную Черноврату, душу падало таких проклятий. Не счесть всех тех незримых рубцов на каждый сантиметр кожи. Быть может, панночка Ксения тоже проклинала ведьму, пока жизнь в глазах её постепенно меркла в ужасе перед настигающей тьмой. Быть может, Ксения всё же успела понять, что пригрела на груди гадюку, но было уже слишком поздно.
[indent] Большое мутное от времени зеркало показывало в отражении призрака. Не иначе как сама Ксения Квятковская представшая в воспрявшем духе до румянца на щеках, ещё несколько дней назад помиравшая в собственной постели. Кто бы только мог поверить в этот спланированный лживый спектакль. Ульяна стояла подле зеркала, наслаждаясь своим новым видом, её тонкие пальцы перебирали шелковистую ткань ночной сорочки, вышитой золотыми нитями. Ощущать кожей мягкость ткани было приятно, не говоря уже о том, что спланированная смерть панночки удалась настолько хорошо, что вокруг никто не успел понять происходящего — её личный маленький триумф на пути к гораздо большему.
[indent] Ульяна аккуратно присаживается на колени, располагая перед собой чашу с разведённым огнём. Тонкое лезвие кинжала оставляет на ладони полосу алой крови, тут же устремившуюся прочь из горячей плоти. Пальцы сжимаются в кулак и багровые капли одна за другой падают в жадное полыхающее пламя, которое, кажется, всего на миг начинает извиваться пуще. Губы практически беззвучно повторяют одни и те же слова: плоть мою в дар прими, двери отвари.... плоть мою в дар прими, двери отвари.... плоть мою в дар прими, двери отвари...
[indent] Лёгкое дуновение сквозняка приоткрывает створки окон, но шаги позади говорят о нежеланном госте. Ульяна знает, кто наведался, по запаху вина распознает, что Роман не спал практически всю ночь. Смердит от него ещё пуще, когда он приближается и опускается позади неё.
[indent] — Что думаешь, твой Черноврат тебе всё на блюдечке выложит, ведьма? — голос пана Квятковского буквально вырывает её сознание из сладкого омута, пальцы его запутываются в чёрных прядях волос и крепко сжимаются в кулак, — ведовство поганое... — шипит сквозь зубы, ядом плещет.
[indent] — А не поганое ли ведовство тебе всё на блюдечке преподнесло, пан? — Ульяна лукаво ухмыляется резкой перемене настроения Романа, чувствуют как его пальцы только крепче сжимают капну её волос на затылке. Но Ульяна вида не подаёт, что сила его способна ей причинить боль, лишь смеётся и глаз от его взгляда не отрывает. Боится. Боится её пан. Лучше б голодом сморил, да волкам на радость бросил, чем на сделку согласился. И всё же Роман Квятковский свой выбор сделал, когда клятву на собственной крови давал. Алчный, жадный до земного, совсем не думающий о том, что на смертном одре понесёт богам — этим то он ей и нравился, потому что ради желаемого пойдёт на всё, даже родного дядьку собственноручно в мир иной отправит. Пока от него была польза, Ульяна стерпит это унижение.
[indent] Жив ты только по моей воле, пане.
[indent] Права черновратова ведьма. Права. будь она проклята — по глазам его видит, как огонь в них пляшет, как желваки на скулах пляшут.
[indent] — Собирайся, я велел коней запрягать, выезжать будем. Дядька не сегодня, так завтра помрёт, а я хочу видеть это.
///
[indent] Стены имения Квятковских темны, плотно занавешенные шторами окна едва пропускали дневной свет. Прислуга ещё с момента как панночка Квятковская слезает с коня, не без помощи двоюродного брата, озираются косо, шепчутся, но замолкают сразу, едва она обернётся. Как же это так.... Неужели хилое тело единственной живой наследницы Василя Квятковского оказалось куда сильнее болезненных пут? Вот же чудо Диоса. Или дурные сила замешаны? Как бы то ни было, за её здоровье родной отец поплатился собственным. Будто сами стены впитали в себя болезнь с гнилостным запахом, который едва перебивал травяной — так пахла смерть. И чем больше она приближалась к покоям пана Василя, тем сильнее ощущала холод смерти у самого затылка. Но куда более ощутимо зудело клеймо под самыми лопатками ещё едва она ступила на эту землю. Спешившись с коня, взгляд зацепился за силуэт в небольшом оконце. И кажется, она знала, кому он принадлежал.... Спустя столько лет, он всё ещё где-то поблизости, тянется за ней по невидимым путам. Сам ли того не осознавая? Здесь их не встречают и не ждут.
[indent] Тёмные коридоры кажутся бесконечными, глухими, мрачными. Настолько тихими, что лишь шарканье ткани от юбок и звон шагов разрушают глухую тишину. Её впускают в покои не сразу, просят обождать, лишь через какое-то мгновение двери раскрываются перед ней и впускают внутрь. Затхлый воздух ударяет в нос, заставляя чуть поморщиться, но едва ли останавливает. Ульяна хорошо знает, как пахнет смерть. В комнате также темно, лишь через пробивающийся из-под штор свет можно разглядеть танцующие в невесомости пылинки. Она делает уверенный шаг внутрь, вслед за Романом. Племянник опускается перед паном, что-то шепчет и это вызывает у старшего Квятковского хриплые невнятные попытки что-то произнести. Ульяна приближается к постели пана, опускаясь на колени перед ним. Её руки осторожно обхватывают дрожащие ладони пана, и пальцы его ощутимо сжимаются. Мутный взгляд мужчины мечется и замирает на лице будто родной дочери, но будто и не признаёт вовсе, смотрит как на чужую.
[indent] — Это я, отец, твоя дочь. Не признаёшь меня? Это я, Ксения. — Голос девушки тих и дрожит, из глаз, кажется, что вот-вот польются слёзы. Губы её касаются холодной кожи его рук. Приходится приложить усилия, чтобы показаться слишком жалкой в то время, когда внутри ликование проходится мурашками по всему телу.
[indent] — Кс... Ксен.... Ксения.... Родная. — Тяжело, но Василю Квятковскому удаётся выдавить из себя короткую фразу, пока непонимающий взгляд мечется, пытается разглядеть в туманной пелене знакомые черты темноволосой девицы.
[indent] — Его Высокородию на днях совсем худо стало.... Но есть ещё надежда, сейчас он хотя бы имеет силы разговаривать. Лекарь делает всё возможное. — Тихий голос прислуги доносится из-за угла.
[indent] — Значит, недостаточно... Мало стараться делать всё возможное! — Ксения нервно повышает голос, уверенно поднимается на ноги. Вдох. Зловонный аромат медленно умирающего тела заставляет воспрять. — Оставим папеньку, ему нужно отдыхать. А я... Хочу принять ванну и смыть с себя пыль от дороги. — Недолго думая, пани стремится покинуть обитель умирающего. По пути картинно снимает со своих рук перчатки, успевая только ухмыльнуться Роману и пихнуть перчатки ему в руки, как бы намекая на его положение в этом доме. Пока ещё он был здесь по прежнему никем, а их договорённости оставались между ними.
[indent] Стены имения Квятковских к чужачке неприветливы, это ощутимо даже ею самой, будто отчаянно пытаются выплюнуть, прогнать, трясутся от печали и горя, угасающего рода Квятковских. Только Ульяна полна уверенности в том, что всё будет по её воле, и примут её здесь как родную. Как Ксению Квятковскую — единственную живую наследницу.
[indent] — Panie Książę! — Громко заявляет о себе, выходя в главный зал, надеясь застать его врасплох. — Никто не предупредил меня, что у нас столь важный гость. Прошу простить, но времена в моём доме ныне тяжёлые. — Приходится сдерживать лукавые речи и играть роль убитой горем дочери, но полагающийся статусу князя Яну Сапеге она поклон отдаёт.
Отредактировано Ksenia Kwiatkowska (2024-04-04 23:04:19)
Вы здесь » ILLYON » Личные эпизоды » Manacled