Виктор весь день тянул время, и прекрасно это понимал. Обычно он не позволял себе проявлять такие слабости, но сегодняшний день был исключительным.

Встал он как всегда рано. Когда-то ему это давалось с трудом, но уже давно вошло в привычку, и он не мог представить себе другого распорядка. На рассвете и в мыслях царил полный порядок, столь нужный сегодня. Если всё пройдёт лучшим образом, он успешно завершит так долго зревший план и поднимется на ещё одну ступеньку лестницы, по которой карабкался всю жизнь.

За завтраком – лёгким и без всяких излишеств, аскетическим по меркам многих придворных особ – он неторопливо и внимательно проглядывал свежую почту. На части из писем он приписывал размашистые инструкции, собираясь передать их дальше, какие-то пробегал глазами и откладывал в сторону, а несколько перечитал дважды, свернул и аккуратно сложил в ящик стола, запирающийся на ключ. Ни одно из писем не было важнее его сегодняшней встречи, но это не значило, что ими нужно было пренебрегать.

После он провёл несколько встреч с ожидавшими его посетителями и, надо признать, дал нехарактерную для себя слабину. Обычно он хорошо владел своим лицом и эмоциями, но сейчас его мысли витали так далеко, а эти дела казались настолько малозначимыми, что Виктор несколько раз терял маску вежливого внимания и даже проявил явные признаки раздражения задержавшему его крупному купцу, с которым он вёл прибыльные дела. Что ж, решил он, пускай думают, что наместник сегодня не в духе. Даже полезно время от времени держать людей настороже.

Единственным, кому он уделил время с неподдельным вниманием, был королевский садовник, вместе с которым они выбрали роскошный букет свежих цветов. За один такой букет можно было купить большую ферму где-нибудь на равнине со всем скотом в придачу. Виктор отправлял такой каждый день весь последний месяц.

Оставшись в одиночестве, он стоял задумчиво у окна, слегка усмехаясь своим мыслям, и ещё раз обдумывая предстоящий визит, пытаясь понять, не упустил ли он из виду какое-нибудь слабое место в своих действиях. Все остальные дела – государственные и личные – он решил оставить на вечер. А может быть, чего уж там, если всё пройдёт гладко, можно будет позволить себе редкий отдых.

Так он провёл несколько часов, расхаживая по комнате и оттягивая время, и без того едва тянувшееся. Но всё же необходимо было быть пунктуальным, и когда дело пошло ближе к полудню он отправился к себе, переоделся в дорогой костюм, неудобно сдавливавший шею и стягивающий всё тело, и отправился с визитом к королеве.

Само собой, он предупреждал о нём заранее, поэтому она уже ждала его в роскошных покоях, чей показной блеск и аристократическая пышность так сильно контрастировала с такой же показной скромностью и функциональностью его собственных комнат в замке. Королева расплылась в широчайшей улыбке. Виктор расплылся в широчайшей улыбке, содрогаясь самым светским образом.

Они любили друг друга и, как ему казалось, совершенно искренне. Она любила его, потому что он умел производить на всех дам в годах и почтенных матрон приятное впечатление своими скромными манерами, вежливостью и учтивостью, по большей части напускными. К тому же он неоднократно давал словами и действиями понять, что он всего лишь скромный слуга, на которого свалилось тяжёлое бремя титула наместника, и что во всём мире не было, нет и больше не будет второго такого монарха, как покойный король. Когда Виктор получил в свои руки власть, многие были настроены против него и многие ждали, что он обворует корону и наживётся на несчастной вдове и её дочери. Большинство из них удивлённо смолкло, когда казна начала неумолимо пополняться. Само собой: зачем ему было разорять престол, который он собирался занять? За это благополучие вдова тоже испытывала к нему нежные чувства.

Виктор же любил её за то, что она совершенно охотно, почувствовав его намерения, стала их поддерживать, руководствуясь каким-то своими соображениями, и не только не препятствовала, а всячески помогала его замыслам.

Его букет уже многозначительно красовался на низком столике подле дивана, где восседала королева, и Виктор быстро стрельнул по нему глазами. Это был явный знак одобрения и Виктор, продолжая светски содрогаться и кланяться, понимающе улыбнулся.
Он присел напротив, не жалея дежурные комплименты. Королева пожелала узнать, как идут дела короны. Виктор рассказал, как идут дела короны. Королева поинтересовалась ценами на рынке, и не будет ли в этом году голода. Виктор утешил её тем, что цены на рынке в наилучшем виде, и голода не будет ни в этом году, ни в каком-либо следующем. Королева озабоченно осведомилась о положении на границе. Виктор заверил, что положение на границе складывается в соответствии с самыми лучшими прогнозами. Королева замолчала и стала смотреть на него большими глазами.

- Да. – Сказал Виктор. – В разговоре с вами, Ваше Величество, столь быстро течёт время, что я забываю обо всех делах. Однако, вынужден признать, я пришёл к вам не только ради приятной беседы. Честно говоря, прошу меня простить за такую откровенность, но я направлялся сюда, окрылённый совсем другими чувствами. На улице с утра стоит такая прелестная погода, и я хотел бы иметь смелость попросить разрешения прогуляться по саду с вашей дочерью. С вашего позволения я бы хотел с ней серьёзно поговорить.

Виктор стоял, задумчиво сложив перед собой руки и глядя вдаль. Со стороны могло показаться, что он любуется красотой искусно разбитого сада, но это не могло быть дальше от истины. На самом деле он вряд ли ответил бы на вопрос, перед какими деревьями он остановился. Мыслями он был полностью погружён в повторную дотошную ревизию предстоящих ему действий. В сотый раз Виктор отчаянно пытался придумать какое-то неучтённое препятствие или возможный непредвиденный фактор, и в сотый раз он был вынужден признать, что найти их не может.

Получалось, что у него всё должно получится, и это странным образом тревожило. В глубине души он опасался, что однажды какая-нибудь случайность или просчёт приведёт его планы к полному краху, а самого Виктора, возможно, к гибели, и чем дольше этого не случалось, тем больше он ожидал подвоха.

Так или иначе, сегодня многое должно было решиться.

Виктор предварительно озаботился отослать всех, кто мог путаться под ногами, куда подальше, поэтому, когда он услышал приближающиеся шаги, у него не было сомнений, в том, кто сюда идёт. И всё же он терпеливо ждал, обернувшись только когда услышал голос принцессы, словно его застали врасплох.

Спокойствие, сказал себе Виктор, увидев Морвейн. Выдержи паузу, словно не можешь выговорить ни слова.

Он никогда не любил и никогда даже не пытался притворяться пылающим страстью влюблённым. Ему самому было смешно представлять себе в таком амплуа, а он всегда считал, что стоит придерживаться того, в чём разбираешься. Но при этом в жизни он повидал достаточно потерявших голову любовников и хорошо представлял, какого поведения от них ждут. Терять дар речи при виде своей пассии было обязательным требованием всех романтических историй. К тому же в случае юной принцессы это требовало больших усилий. Морвейн вырастала в настоящую прекрасную розу, и была бы лакомым кусочком даже если бы в придачу к её руке и невинности не шла вся Дамакия.

Позволив себе разглядывать её несколько секунд, Виктор словно бы спохватился, расплываясь в привычной улыбке и глубоко кланяясь.

- Ваше Высочество, - сказал он, поднося её руку к губам для поцелуя исключительно в рамках этикета, - любая погода становится краше в вашей компании.

Подняв на неё глаза, он тут же их отвёл, выпрямляясь. На некоторых юных барышень такое словно бы непосредственное мимолётное смущение могло произвести впечатление, и сейчас было самое время пустить в ход все известные приёмы. Виктор не считал необходимым условием обольстить Морвейн, да и не питал иллюзий по поводу умения влюблять в себя кого-то, кроме одиноких престарелых вдов, но и помешать это не могло.

- Само собой, я хотел вас видеть, - сказал он. – В тот день, когда я не буду рад вас видеть, немедленно велите меня казнить самым мучительным образом. Но, прошу вас, не надо сразу о делах. Просто не откажите мне в удовольствии простой прогулки в такой день.

Виктор развернулся вполоборота и сделал жест рукой, приглашая Морвейн пройтись с ним бок о бок вглубь сада. Стоило немного облегчить напор, совсем ни к чему было спугнуть девочку, поэтому Виктор, неспешно направляясь по аллее, сменил тему, начиная разговор о ничего не значащих пустяках.

- Как вам занятия с новым репетитором по танцам? – спросил он. – Я выписал его из Фламмансии. Надо отдать им должное, в делах культуры они знают толк. Но если он вам чем-то не угодил, одно ваше слово – и я его рассчитаю.

Виктор вёл с принцессой светский разговор, а сам украдкой пытался пристально разглядывать её, чтобы угадать её мысли. Догадывалась ли она, к чему идёт дело? За последние месяцы она наверняка не могла не понимать, к чему ведут его бесконечные подарки, свежие букеты, дорогие наряды, умопомрачительно дорогие украшения с драгоценными камнями из его личных шахт, постоянные визиты и учтивые комплименты. Она не была круглой дурочкой, в чём Виктор регулярно убеждался, выслушивая в своём кабинете или других непримечательных местах рассказы её служанок и компаньонок, многих из которых он сам к ней и пристроил. Но почувствовала ли она, что именно сегодня её поставят перед окончательным выбором, от которого Виктор долгие годы отсекал возможность неправильного ответа?

Скоро всё решится, думал он про себя, едва слушая её ответы, и этот приближающийся момент действительно начинал вызывать в нём неподдельное волнение, и его неудобный воротничок всё глубже врезался в шею. Он пытался не выдавать себя, но так было даже лучше: если она и заметит несколько не присущую ему взволнованность, то может принять её за искренность чувств, и это будем ему на руку.

Виктор наконец привёл принцессу к месту, где заранее велел заготовить разные лакомства: фрукты, вино в холодном кувшине, сладости, и встал там, продолжая держать лёгкую улыбку на лице.

- Надеюсь вы не сочтёте за дерзость, - сказал он, показывая рукой на угощения на серебряном блюде, - но я хотел вас побаловать и велел испечь ваши любимые малиновые пирожные.

Виктор чуть не рассмеялся, когда Морвейн попыталась вывести его на чистую воду. Ранее он только вежливым жестом дал понять, что всё в порядке, когда она всё-таки заметила его волнение, хоть и неправильно истолковала причины. И теперь он внимательно следил за её лицом, презентуя подготовленные угощения. Ему было интересно понаблюдать за её реакцией, и он был готов ко многому, но не к тому, что первым делом будет подмечена его осведомлённость.

- Вы невероятно проницательны, Ваше высочество. – сказал он лукаво. – Вас так просто не провести даже такому хитрому лису, как я. Но всё же знать многое – моя прямая обязанность, и именно за это умение меня так высоко ценил ваш покойный отец.

Виктор замолчал, словно бы отдавая должное памяти почившего монарха. Этот самый «покойный отец» его откровенно недолюбливал и, стоило честно признать, не безосновательно. Но уже в молодости Виктор сумел правильно понять, как именно ему занять место при дворе. Он явился ощетиненный всем богатством драгоценных шахт Пижича и тут же начал их тратить с таким непоколебимым упорством, что шокировал всех дельцов и торгашей короны. Он, не торгуясь, выкупал всё, что поставлялось во двор: мясо и хлеб, яйца, овощи и зарубежные фрукты, древесину и ткани, металлы и уголь для инструментов, а затем продавал казне в два раза дешевле. Это выглядело полным безумием, ему пророчили полное разорение в пределах года, никто не воспринимал его всерьёз, но прошло немного времени, и как-то так оказалось, что придворным скупщикам не было смысла иметь дело с кем-то, кроме Виктора, ведь такой хорошей цены как он предложить не мог никто, если не хотел работать себе в убыток.

Тогда-то и выяснилось, что Виктор оказался совершенно незаменим, но было уже поздно. Когда ныне почивший король Вернар из бунтарских чувств решил отказаться от его услуг и попытался найти поставщиков самостоятельно, Виктор смиренно отошёл в сторону, верноподданнически уступая монаршей воле, и с такой же кротостью согласился вернуться к своим обязанностям, когда затея провалилась. Само собой, на других условиях, отразивших цену сомнений в его надёжности.

Так он и угнездился при дворе, прочно закрепив за собой это место, но король симпатий к нему, само собой, не питал до самой своей смерти. Виктора это полностью устраивало. Любовь Артрийских он считал куда менее привлекательной монетой, чем их вызванные вынужденной необходимостью обязательства.

Он вернулся взглядом к Морвейн. Было бы совершенно фантастическим предположением считать, что она каким-то образом его полюбит. Но какая разница, если всю её жизнь он выстраивал вокруг неё стены лабиринта, единственный выход из которого ведёт к нему в руки? Ответ на его вопрос будет – должен быть – точно такой же в любом случае, а остальные детали он готов игнорировать.

- Прошу вас, – сказал Виктор, подавая пример и подходя к столу. – Ни в чём себе не отказывайте. Это только малая часть того, что вы заслуживаете.

Виктор с неизменной своей улыбкой на лице слегка склонил голову, наблюдая за действиями Морвейн. Он так и не ответил на её вопрос, и теперь ему было любопытно, обратила ли она на это внимание. Он выдал ей дежурных комплиментов, упомянул для отвлечения внимания её покойного отца, завершил такой же дежурной лестью и повторно указал на призывно красующиеся фрукты, пирожные и лёгкие закуски. Достаточно ли это будет для того, чтобы сбить её с толку? А если нет, осмелится ли она продолжать добиваться от него ответа? Принцесса росла у него на глазах, и он считал, что хорошо её знал, но люди имеют свойство меняться, а иногда – в редких случаях – умнеть. Птенцы вырастают не только в красивых пустоголовых соловьёв, но и в хищных коршунов, и Виктор предпочитал быть осторожным и предельно наблюдательным в таких вопросах.

Глядя на Морвейн, Виктор задумчиво взял в руки с подноса фруктов спелый персик и слегка сжал его пальцами. Эти персики он покупал сам у себя под вымышленным именем, а потом продавал казне, и все оставались крайне довольными такой выгодной сделкой. Но все доходы с этих манипуляций были сущей расходной мелочью по сравнению с той сделкой, которую он собирался заключить сейчас. Виктор видел волнение Морвейн, видел зардевшийся румянец на её щеках, бегающий взгляд, взволнованно вздымающуюся грудь. Она, похоже, догадывалась о происходящем, или, по крайней мере, что-то чувствовала интуитивно. И всё же пришла. Один из волшебников, с которым Виктор когда-то беседовал по вопросу государственных дел, утверждал, что свобода – это осознанная необходимость. Виктор отнёсся к этому изречению с большим уважением. Нет необходимости в принуждении, если можно поставить человека в рамки осознанной необходимости поступать именно так, как от него требуется.

— Что же вам нужно взамен, господин Вортшилл? – сказала в это время Морвейн.

Виктор приложил руку к груди, словно ему нанесли удар в самое сердце.

- Вы раните меня до глубины души. - сказал он. – Неужели вам так трудно поверить, что я всего лишь хотел вас побаловать и сделать приятное?

Виктор в решающие моменты привык полагаться на импровизацию и поступать так, как подсказывает его богатый опыт и понимание человеческой природы. Вот и сейчас вдохновение подсказало ему следующий шаг. Ещё не мат, но уже решительное наступление, бросок через последний рубеж, отсекающий возможность отступления. Неизменная улыбка стремительно сползла с его лица, и он вдруг приобрёл скорбный вид, изображая лёгкое отчаяние.

- Впрочем, как я и говорил, вы действительно столь же умны, сколь и прекрасны. – сказал он. – У меня не было ни малейшего шанса ввести вас в заблуждение. Дело в том, что я действительно надеялся этим скромным жестом кое-чего добиться. Добиться вашего прощения.

Действуя совершенно неожиданным образом, Виктор стремительно опустился на колени в умоляющей позе верноподданного, провинившегося перед своим грозным правителем и уповающего на его великодушие. От резких движений неудобный камзол впился в тело в дюжине мест, но он уже не обращал на это внимания.

- Я провинился перед вами, Ваше высочество. – сказал он, опуская глаза ниц. Чем меньше его лица увидит Морвейн, тем больше эмоций сможет ему приписать. – И совершил небывалое в своей дерзости преступление. Если вы прикажете меня сегодня же повесить, я сам надену петлю на шею. Теперь только ваша безграничная милость может спасти меня.

Он ещё ниже склонил голову и взял драматическую паузу, представляя себе лицо Морвейн, нежданно столкнувшуюся с таким поведением. Представленное ему понравилось.

Виктор хищно улыбнулся.