Дождь лил не переставая, превращая лагерь в топкую слякоть. Уставшие солдаты пытались согреться у костров, хотя огонь еле теплился под тяжелыми каплями дождя. Этим летом, как назло, все дожди были какими-то промозглыми и злыми, приносимые бескомпромиссными ветрами холодного моря.

Бьерн сидел вместе с несколькими людьми, держа в замерзших руках плошку с похлебкой, которая остывала быстрее, чем успевала передать тепло его пальцам. Он сумел привыкнуть к такому: сырость, грязь, холод — все это незаметно стало частью жизни, пока шли сражения. Напротив у костра сидели Торвальд и Хальвор — это были зрелые вояки, чей опыт читался в каждой морщине и шраме. Чуть поодаль сидел молчаливый Эйнар, старейший из них, которому давно за пятьдесят, он медленно жевал хлеб гнилыми зубами, словно это было последнее, что его сейчас интересовало. Аксель Фэргрик, младший сын одного из местных лендманнов, был немногим младше Бьерна и сидел рядом с ним, подгоняя ложкой жидкую похлебку. Как и Бьерн, он выглядел промокшим насквозь, но держался с достоинством.

- Так вот скажи мне, Аксель, - сказал Хальвор, пытаясь отвлечься от грязи и сырости. — в домах лендманнов хлеб всегда мягкий? Здеся же вот, его, похоже, пекут из камней. Иль вам иной рецептик ведом, а?

Аксель, подняв бровь, посмотрел на него и усмехнулся:

- Просто не умеют печь. Секрет в руках, а не в рецепте.

- Или в том, что они свои мягкие хлеба жрут у каминов, а не под дождем, - пробурчал Торвальд, размазывая похлебку по краям своей миски, - Сырые сапоги и грязь - вот настоящий рецепт жесткого хлеба. Вот что я вам скажу!

Бьерн, прислушиваясь к беседе, едва сдержал усмешку, не собираясь вступаться в классовой перепалке солдат за своего товарища. Понимал, что это не повод для ссор, а просто дружеское подначивание. Сам он, как и Аксель, могли потребовать себе условия помягче, палатку потеплее, еду погорячее. Но не стали, предпочитая делить с опытными воинами суровую реальность войны. И их старшие боевые товарищи это тоже понимали. Оттого и никто не злился и не обижался, а просто перекидывались ничего не значащими фразами.

- Может, дело не в хлебе, а в том, как его едят, - наконец добавил Бьерн, пожимая плечами. - Быстрее жуй — и не успеешь понять, что жуешь.

Эйнар бросил взгляд на молодежь и тоже вступил в беседу:

- А вы, парни, меньше жалуйтесь. Когда мы были под Бьердаром, хлеба и вовсе не было. Грызли корни и тому рады были, - пробормотал он, глядя на огонь.

- Так то ж прошлым летом было, старик!! – возразил Торвальд, - У тебя совсем память отшибло? Тогда ж дождей столько не было!

Все засмеялись, но смех затих, когда из темноты, спотыкаясь на мокрой земле, появился гонец. Его лицо было усталым и бледным, а плащ промок насквозь. Подойдя к Бьерну, он поклонился и протянул ему письмо, запечатанное печатью.

- Срочное послание, Ваше Высочество, - с трудом выговорил гонец.

Солдаты замерли, понимая, что это не обычное сообщение. Иначе не стали бы искать в такое время среди костров наследника престола. Бьерн, уже без лишних слов, взял письмо и сразу узнал печать кюны. Он сорвал сургуч и развернул мокрую бумагу. Аксель, сидевший рядом, вопросительно посмотрел на него, но не посмел заговорить. Хальвор и Торвальд переглянулись, напрягшись, словно ждали дурных новостей.

Глаза Бьерна пробежали по строкам, и лицо его тут же изменилось.

"Отец серьезно ранен. Ты должен срочно прибыть в Фейрхольм."

Он сжал письмо в руке, пытаясь осмыслить написанное. Отец... ранен? Тот, кто казался неуязвимым, как сам металл его меча? Тот, кого Бьерн считал непобедимым, теперь оказался ранен? Бьерн застыл, не в силах сразу осознать весь смысл? В этот момент все вокруг — дождь, костер, разговоры — казалось, исчезло.

- Все в порядке, сынок? - осторожно, но очень по-отечески, спросил Эйнар, заметив, как побелело лицо молодого человека.

Бьерн вздрогнул, будто сам отец обратился к нему. Потом поднял на старика свои глаза, но в них уже не было прежней легкости и спокойствия.

- Нет, - глухо произнес он. - не в порядке.

***
Пока отец  держал оборону на землях Шэлланда, Бьерна отправили защищать соседний Солвиден.  Почти год, как юный Тельде не был дома, не видел ни отца, ни мать. Это был не первый раз, когда он так надолго был отлучен от родных. Не первый раз мать отправляла его далеко от дома. Жаловаться было не на что. Ведь он сам этого желал. И не потому, что ему так хотелось быть вдали от матери или двора, а потому что считал, что настоящий конунг должен испытывать себя, набираться опыта, видеть людей, свою страну и все то, что происходит вокруг не по слухам и домыслам, а сам лично. Он верил в это, а потому то смиренно просил, то безапелляционно требовал от матери для себя новых испытаний и вызовов. И, надо отдать должное, в какой-то момент, Тира поняла, что лучше поддерживать сына в его стремлениях, чем противостоять этому. Или, по крайней мере, не противостоять слишком открыто. Бьерном легко было управлять, если не идти с ним в лобовую. В ином случае, это было равнозначно тому, чтобы просто пытаться сдвинуть скалу: настолько юный принц мог проявлять свое упрямство.

Сначала был гарнизон замка в Йютланде под началом опытного военноначальника дяди Оттара, и военная дисциплина во всей своей красе едва не отбила желание Бьерна воевать. Спасли только общение с кузенами и милой кузиной и забота тети Альвильды.

Потом были Дикие Земли и свободные племена, причем не все из них с радостью и благодушием встречали путешествующего принца в сопровождении наставника. Многое, что можно было вспомнить из того путешествия, но еще больше было полученных знаний и навыков, которые пригодились Бьерну, когда настал его черед присоединиться к армии Йотуннланда в качестве молодого командира.

Возможно, многие считали, что он командует скорее номинально, ведь будущему конунгу обязательно нужен военный опыт. Однако Бьерн, стремясь доказать свою значимость, действовал с присущей ему настойчивостью и решимостью. Он прилагал все усилия, чтобы доказать, что он здесь не для красоты семейных королевских летописей и не для хвалебных речей при дворе. И, надо признать, что его скромность, храбрость и, порой неожиданные, тактические ходы постепенно вызывали не только уважение у простого люда, который был основой солдатской численности, но и удивление у более высоких военных чинов, которые наблюдали за поведением юного принца в реальных боевых ситуациях.

Последние годы, особенно этот год, что он провел на полях сражений, сильно изменили Бьерна. Он стал взрослее и рассудительнее. Пусть даже он все еще выглядел как глуповатый увалень, у которого в голове лишь девки да драки, внутренний мир юноши сильно изменился.

***
До столицы было дней пять пути, может, и меньше, если спешить. И Бьерн спешил как мог, но ему все равно казалось, что он недостаточно спешит. Будто он нарочно оттягивал свой приезд и что-то сдерживало его и его коня. Дорога была грязной и скользкой, лошадь то и дело замедлялась, но Бьерн упорно гнал ее вперед, рискуя загнать до смерти. И несмотря на это, принц прибыл в Фейрхольм только в первых днях звездолета.

Всю дорогу он испытывал болезненное волнение перед встречей с раненым отцом. Готов ли он видеть отца слабым? Готов ли он принять это или предпочел бы сохранить образ Олафа в своем воспоминании сильным и непобедимым?

К вечеру, когда стены столицы наконец показались на горизонте, принц почувствовал, как все вокруг сжалось в одно мгновение. Он спешился, не теряя времени, и бросился к лестнице, не глядя ни на кого вокруг. Стражи и прислуга, увидев его, молча расступались. Коридоры замка, когда-то знакомые и уютные, теперь казались холодными и пустыми. Шаги Бьерна гулко отдавались по каменным стенам, и чем ближе он был к покоям родителей, тем сильнее билось его сердце. На мгновение ему показалось, что даже воздух стал тяжелее, словно сами стены переживали за судьбу Олафа.

Он замер у дверей, не зная, готов ли увидеть отца в таком состоянии. Набрав воздуха, он шагнул вперед, но двери сами уже распахнулись и в них он увидел женский силуэт, который двинулся к нему на встречу.

Отредактировано Bjorn Teldoe (2024-10-22 18:59:32)