Привычно управляя поводьями, Эрик направлял лошадь вверх по дороге, ведущей к замку, хотя в этом и не было никакой нужды. Его конь прекрасно знал, куда ведет этот путь, и даже в те редкие случаи, когда его хозяин терял способность полноценно держаться в седле, довозил его до родных ворот в целости и сохранности. Сегодня, конечно, был не тот случай, и в трезвости ума молодого наследника сомневаться не приходилось. Однако мысли его были где-то совсем далеко, и он все подгонял скачущего рысью коня, все постукивал острыми каблуками своих сапог по его поджарым бокам, чтобы как можно быстрее оказаться в собственной постели.

Чувства, что роились вокруг него подобно злым пчелам, что защищают свой улей от голодного медведя, порой больно кусали, и Тельдё только сильнее хмурил брови. В последние несколько месяцев жизнь часто преподносила ему сюрпризы, и ему даже начало казаться, что сильнее матушки его уже никто не удивит. Однако Бьёрну это удалось, и надо признать, что он кажется даже не старался. По крайней мере их встреча в этом забытом богом месте совсем не казалась запланированной, хотя кто знает, судя по всему, от его воспитанного предателями брата теперь можно ожидать чего угодно.

Морщась от боли, принц облизывает соленые от стекающей на них крови губы, чувствуя во рту приятные привкус железа. Нет, его самолюбие не уязвлено, и он не жалеет, что не дал брату сдачи. В детстве он продал бы Гримлоку душу за такую возможность, но сейчас он стал старше, да и потребность в соревнованиях с Бьёрном давно отпала. Они никогда не будут друг другу ровней, хоть и появились на свет из чрева одной матери. Так уж сложились обстоятельства, и им нечего друг другу доказывать. Себе, другим, всем остальным, но только не друг другу, ведь в глазах друг друга они никогда не будут достойны того места, на котором так отчаянно хотят оказаться.

Но если повезет, сегодня ночью все решится окончательно. Отдавать приказ убить собственного брата странно, страшно, даже как-то неблагородно и противно. И в то же время необходимо. Если бы еще два дня назад ему сказали, что он так поступит, Эрик бы рассмеялся им в лицо. Он сказал бы, что любит брата, верит в то, что у него все в порядке и желает ему счастья в его новом доме, где теперь он наверняка играет куда более важную роль, чем здесь, где о нем уже давно все позабыли. И он уж точно не желает ему смерти. Но как же переменчив оказывается может быть этот мир…

Останавливаясь за оперативно открытыми перед ним и кучкой его сопровождающих воротами, принц резво спрыгивает с коня, отдавая поводья подоспевшему конюху, и быстрым шагом идет в замок. Встретивший его по дороге главный слуга охает от вида его лица и спрашивает, что же случилось, но Эрик лишь на ходу велит принести ему таз и пару кувшинов с чистой теплой водой, быстрым шагом направляясь к своим покоям. Сейчас ему первым делом страшно хочется умыться, стирая со своего лица запекшуюся кровь.

Взлетая по лестнице и завернув за очередной угол длинных, холодных, погруженных в полумрак коридоров, он замечает стражу у дверей, ведущих в его комнаты. Не трудно догадаться, что это значит, однако Эрик думает совсем не об этом. Он чувствует облегчение. Сумасшедший Бьёрн Артуа не причинил вреда их матушке, по крайней мере физического, теперь он в этом не сомневается. А вот она, не застав своего младшего сына в его покоях посреди ночи, наверняка волнуется не меньше, а может даже больше его самого. Снова ускоряя шаг, молодой наследник в два счета сокращает расстояние между ним и стражниками, что расступаются завидев его, и резко толкает тяжелую дверь, отворяя ее.

— Матушка. — тут же зовет он, осматривая погруженную в полумрак рассвета комнату в поисках маленького, ссохшегося силуэта, и замечает кюну сидящей на его постели, с руками, закрывающими лицо. — Матушка, как вы? Он ничего вам не сделал? — взволнованно спрашивает Тельдё, всего за секунду оказываясь подле матушки и опускаясь перед ней на колени, заглядывая в опущенное, темное в тени холодных стен его покоев лицо. — Да вы же вся дрожите. Пойдемте, пойдемте скорее. — Эрик берет мать за руку и тянет ее за собой, она кажется такой легкой, словно пушинка, и он мог бы отнести ее на руках, но не смеет, до тех пор пока она не прикажет ему этого сделать, или не потеряет сознание. Усаживая ее в кресло подле тихо потрескивающего камина, он торопливо снимает свои перчатки, бросая их на пол, после чего отодвигает заслонку, впуская в комнату свет и тепло ярких языков пламени, которые теперь словно лижут им ноги, позволяя согреться. О своем холоде он не думает, хотя и сам изрядно иззяб по дороге домой. Подхватывая с соседнего кресла большую шерстяную накидку, он заботливо укрывает ею ноги кюны, и только после этого вновь поднимает на нее глаза, надеясь наконец поймать ее взгляд и понять, на сколько ужасно прошла ее встреча с сосланным в ссылку сыном.

Подпись автора