Здесь пахло свободой и дерьмом. Грязь повсюду - на широких улочках, на разнообразных одеждах, на пыльных лицах. Это напоминало столичные кварталы нищих, только там люди с трудом сводили концы с концами и были едва способны на улыбки, а здесь улыбались и веселились все. Эта атмосфера разнузданности помогала отвлечься раньше, помогла и сейчас. Казалось бы, следовало радоваться - его хотели избрать королем! Именно к такому он и стремился всю жизнь. Только вот корона, держава, скипетр и меч были от чужеземной земли. От страны, против которой Луи столь рьяно воевал, сея хаос, смерть и разрушения. Удивительно, что его родной брат, столь любящий эффективность, решился на такую изящную казнь.

Людовик праздновал свою смерть отчаянно и ярко, не скупясь на алкоголь и развлечения. Забывался во всем, не думая ни о нарушенных обещаниях, ни о разрушенных мечтах. Здесь, среди руин, кривых надстроек, фургонов да шатров, у него не было никакой ноши. Однако же, даже в стоге сена можно наткнуться на иголку.

Она привлекла его сразу. Выделялась среди всех остальных бойцов - тоже весьма пестрых, но одновременно с этим серых на её фоне. Назвать эту девицу грациозной или ловкой - будет оскорблением. Подобного мастерства Луи никогда ранее не встречал, а уж он был искушенным фехтовальщиком. Танцы? В танцах никто не умирает. А тут летели брызги крови, после выверенных па. Настолько легких и простых в её исполнении, но наметанный глаз принца видел, что любое отклонение - в движении, направлении, в чем угодно - и удар не имел бы такого эффекта. Мастерство и талант во плоти. Вкупе с необычной внешностью.

Ничего удивительного, что ему захотелось увидеть эту девушку подле себя. Плевать сколько там за неё запросили и плевать на предупреждения. Уж точно не Луи бояться смерти.
Пленницу привели к нему этой же ночью. В шатер, отведенный почетному гостю. Помимо самой девушки и принца здесь находился владелец бойцовской ямы, его стражники и переводчик, которого нашел Людовик. Доктор Сон. Такой же чужеземец, решивший зарабатывать мошенничеством, всучивая бесполезные микстуры "необразованным обезьянам".

- Почему на ней кандалы? - удивляется Луи, которому подобное украшение казалось излишеством.

- Для вашей же безопасности, ваше высочество, - лебезил распорядитель, хотя по его испуганного взгляду Людовик понял, что этот торгаш жизнями больше боялся за себя.

- Глупости, снимите, - он подходит к тумбе, наливает воды из кувшина, пока распорядитель гремел связкой ключей над замком. Но вот мужик отходит и позади него стоит Луи. Изучает вблизи необычное лицо, скользит взглядом вниз, к ладоням. Всё ещё не верилось, что настолько обманчиво хрупкие пальцы могли так легко убивать людей, - Хочешь? Это вода, - он почему-то спрашивает с осторожным тоном. Будто говорит со зверьком, который вот-вот испугается и убежит. Отпивает сам глоток, поворачивается на переводчика, который озвучивает вопрос. Здесь мало кто говорил на высоком фламмандском и если местные диалекты она могла изучить, то вот его язык вряд ли. Поэтому дожидается слов переводчика и лишь после протягивает воду, - Моё имя Луи Артуа, - ещё там, наблюдая за ней сверху, мужчина увидел в ней неукротимый нрав. Цепи, хлысты, это её не сломит. Поэтому с ходу он искал другой подход, - Мне сейчас очень не помешает человек с твоими навыками. Ты не против, если я выкуплю тебя из этого места? - распорядитель немного напрягся. Он считал сделку уже решенной и в уме считал прибыль, а тут принц вдруг решился узнать мнения у этой девицы, к которой вдруг Луи чуть приближается лицом, вглядывается в каждую черточку, всматривается в радужку, понимая, что она почему-то её стыдится, - У тебя прекрасные глаза, - его тон искренний, а после точки следует усмешка и он вновь распрямляется, - Могу я узнать твоё имя? - он поднимает ладонь, осекая слова распорядителя. Ему интересно услышать её голос.

Справедливость, сострадание, бескорыстность - в этом месте в такие высокоморальные глупости никто не верил, даже последние дураки. Мир слишком жесток, чтобы размениваться на добро или милосердие. Луи хорошо усвоил эту истину, когда брат заставил смотреть на казнь его матери. Вместе с ненавистью всегда приходит прозрение.

Со стороны они были слишком разными. Высокий, широкоплечий принц одетый в качественный хлопок, шелк и с атласным поясом поверх рыцарского и пленница в крови и жесткой, дубленой коже. И тем не менее Артуа отчетливо видел в ней не какую-то убийцу и преступницу, нет, в её осанке, взгляде, манере держать себя было слишком много благородства. Оное она прям выпячивала, всем своим видом выказывая презрение к окружающему. Ему было любопытно узнать, кто она на самом деле, как и получить ответ на вопрос способна ли эта девушка улыбаться. Лицо безжизненное, смирившиеся со всеми испытаниями. Даже этот голос, приятный и в тоже время напрочь лишенный каких-либо эмоций. К слову, только сейчас Луи задумался, что язык чужеземки весьма красив. И ей под стать - столь же экзотичен.

Отстраняется на полшага, сцепив руки за спиной и выставив вперед правый носок. Да, в таком виде её с собой брать нельзя. Следует сразу же разобраться с этим вопросом. Пока девушка ополаскивала лицо, мужчина перевел взгляд на хозяина Ямы.

- У вас есть для неё чистая одежда? - уже куда более холодным тоном, привыкшим отдавать приказы, отчего даже не было до конца понятна вопрос ли это.

Переводчик оставил сию фразу без внимания. Мужчина средних лет с интересом изучал свою землячку, словно доселе ни разу её не видел, хотя сие и было невозможно - в этой клоаке все и собираются, чтобы на подпольные бои смотреть.

- Эм-м... - запнулся распорядитель, почесав затылок и посмотрев на весьма хрупкую фигурку заморской красавицы, - В общем-то, где-то была её старая одежда, Ваше Высочество, - произносит с такой неохотой, будто бы уже кому-то её подарить собрался. Оно и неудивительно, по слухам в стране Красного Солнца все ходили в изысканных шелках.

Луи лишь кивает, мол, принесите, а затем оборачивается на Сона, который, засмотревшись на девушку, встрепенулся, не сразу поняв, что ему нужно перевести её фразу. Когда же смысл слов стал понятен, Людовик вновь усмехнулся. Посмотрел с легким прищуром; глаза принца стали вдруг хищными, но только на мгновение. Его фантазия отчетливо нарисовала похабную картину, однако ответил он следующее:

- Quid pro quo [квипрокво], вы мне нужны совсем для другого, - шутливые нотки в голосе, если для неё эта встреча судьбоносная, то для него всего лишь игра, - Да и в чем смысл женщины в постели, если для неё это токмо обязанность? - Луи отворачивается, отходит и берет махровый отрез белой ткани, чтобы протянуть девушке, - Сагири, - неторопливо пробует имя на вкус, стараясь произнести правильно с первого раза, - Красиво звучит, мне нравится, - поворачивается в сторону распорядителя, что уже успел отдать приказ какой-то служке за шатром, чтобы одежду девушке принесли. Сейчас Людовик выглядел как довольный клиент, давно искавший и, наконец, нашедший желаемый товар. Собственно, при всем желании воспринимать её в данный момент как-то иначе было сложно. Драгоценное украшение, необычная игрушка, - Полагаю, чтобы нормально умыться, вам следует больше воды, чем у меня есть, - облизывает острие зубов задумчиво, переключившись на вы, хотя переводчик едва ли это как-то отразил, - Впрочем, вряд ли здесь для этого созданы условия. Но не переживайте, у меня дома есть всё необхо... - неожиданно замолчал и снова хмыкнул, щедро улыбаясь и дернув бровями, - Хотя я так и не услышал ответ. Уверяю, заставлять вас убивать детей или спать со мной против вашей воли у меня нет никакого желания, - жестикулируя, остановился рядом с ящиком с вещами, который втащили в шатер. Немного изодранное, но явно хорошо отстиранное платье. Нет, платьем эту одежду было назвать сложно, однако Луи не помнил точного слова, там кулон какой-то виднеется, заколки золотые. Удивительно, как только этот прайдоха не продал ещё.

Презрение, безразличье - всё это было для него вызовом. Особливо со стороны женщин. Луи умел находить подход к людям - это был его главный и самый полезный талант. Конечно, всегда мог использовать Голос для покорения любого, но тогда в ответ принц получал лишь туман в глазах. А жаждал мужчина всегда одного - обожания. Его старший брат, напротив, не имел времени думать о тех, кто не признает его величия. Людовик же заставлял всех окружающих себя любить. Помирать за него и его мечты. Когда-то это казалось ему само собой разумеющимся, казалось, что это нормально. Но теперь, стоя на горе трупов и не получив за их жизни ровным счетом ничего, кроме ноши, Артуа понял насколько ценный ресурс люди.

Манкировать приличиями и статусами было в его манере. Как и разрывать границы условностей. Людей стоит оценивать по их полезности и в этом они с братом были похожи. Талант Сагири слишком явный, чтобы от неё отмахиваться, а юный возраст позволяет вылепить из неё то, что ему нужно. Главное, чтобы эта девица оказалась достаточно покладистой для этого. Глядя на её бурную реакцию в сторону распорядителя, Людовик понял, что ошибся, когда решил, будто бы она обладает каким-то все выдерживающим спокойствием. Куда там! Девушка, витиевато дав новому хозяину рекомендацию и отчихвостив старого, ушла в дальний угол переодеваться. Увы, для неё тут не было даже ширмы.

- Да как ты смеешь, сучье вымя!.. - взревел владелец арены и схватился за хлыст на поясе. Страх отошел и ему на смену пришла ярость, отразившаяся багровыми пятнами на заплывшем лице.

- Нет, - коротко произносит Луи, но его голос магическим эхом раздается по помещению, заставляя стражников и мужика застыть. Усложнять сделку не имеет смысла, когда она почти заключена, - Бери деньги и убирайся, - уже обычным тоном, накидывая грязный, холщовый плащ на плечи и нетерпеливо чиркая подбородком в сторону оплаты. Кладет ладонь на плечо доктора, что собирался уйти в след за стражниками, - Вы пока останьтесь.

В сторону переодевающейся девушки он не смотрел, Сон же и вовсе отвернулся. Луи неспешно скрывал свою собственную одежду за грубой тканью, но вскоре уже направился к Сагири, нисколько не обращая внимания на наготу. Останавливается за спиной. Она чувствует, как её плеч касается грубая ткань. Людовик надевает на неё серый плащ точь-в-точь такой же, как у него самого. Ладони замирают на плечах и она чувствует его дыхание у уха.

- Я всё ещё не услышал ответ, - не шепчет, говорит чётким голосом, уже с напором на буквы, не скрывая истинно королевской жесткости. Она задавала ему вопросы, давала ему ремарку, чтобы потом бросить какое-то "устраивает". Нет, ему нужно было больше. Ему нужно было услышать четкий ответ, - Это не благотворительность, Сагири. И не контракт наёмника, - она была рабыней, коей суждено умереть в грязной Яме на потеху публике, пока Людовик не изменил её судьбу одним случайным визитом. Ладонь мягко, но настойчиво тянет за плечо. Вынуждая развернуться. Столкнуться с фиалковыми глазами мужчины. Он не опускает глаза ниже. Ему буквально плевать насколько она красива, даже будучи не умыта; Луи слишком серьезен в данный момент для фривольностей, - Мне нужно знать, что я могу тебе доверять, - снова перешел на "ты", но все же смегчается. Ладонь убирает влажный локон со лба девушки, потом касается подбородка, мешая отвести взгляд. У него на лице легкая улыбка, но слова, наоборот, тяжелы и серьезны, - Поклянись. Поклянись мне в верности до тех пор, пока я не освобожу тебя, - отступает, складывая руки в замок и касаясь большим пальцем перстня. Ждет.

***

Уверенный, твердый шаг дорогих сапог по грязи. Ночная прохлада обжигает лицо, после тепла шатра, так ещё и редкие капли дождя обещали непогоду. Нет уж. Они обгонят эту бурю. Застрять в Бичеславии было бы слишком глупо - все при дворе решат, что он струсил и сбежал. Вытянутая на ходу ладонь, удостоверившаяся в том, что действительно капает, сжимается в кулак при мысли о том, что будет, если он не объявится.
Игорные, питейные и прочие, прочие дома остаются позади. Принц идет уже не по дороге. Сквозь колосистую равнину. Достаточно долго, чтобы девушка задумалась о происходящем. Внезапно ладонь его касается ворота, цепляет серебреную цепь и достает странного вида предмет, похожего на кость, обрамленную железом. Луи останавливается. Дует в этот самый предмет. Ни единого звука. Их слух такое уловить не способен. Прячет диковинку обратно к груди. Всматривается в небо. Ни!че!го! Улетела охотиться. Вздыхает, гладит подбородок, погружаясь в задумчивость, потом поворачивается в сторону девушки. Её плащ напоминает, что на нем такой же и мужчина сбрасывает капюшон с головы.

- Bientôt, - произносит на высоком фламмандском, но доктора Сона уже рядом нет. Вновь вздыхает, думая о том, что ей придется выучить человеческий язык, а не ту добровийскую муть. Повторяет на вельшанском, - Niedługo przyleci, - но и этот язык слишком отличается от местного диалекта. Людовик широко улыбается и вдруг смеется, кивая каким-то своим мыслям. Открывает рот, чтобы сказать что-то ещё, но вдруг слышатся рев. В километре, из-за лесного горизонта вырывается чудище под стать Чудовищу, - Сенраф, - говорит, указывая на виверну. Та разожралась за годы войны. Стала здоровее любого дикого сородича и уже больше напоминала юного дракона, - Nie bój się! - добавляет вновь на вельшанском, пытаясь руками показать, чтобы не боялась, хотя виверна летит прямо в их сторону. Вот уже ветер от её крыльев раздувает им плащи, но Людовик все так же легкомысленно спокоен. С грохотом она опускается метрах в ста, - Zostań tutaj, - отчетливо выговаривает, ладонью давая знак стоять тут и не идти за ним. Повторяет ещё раз, делая несколько шагов к монстру, а потом отворачиваясь и крича, - Ankri! Ankri Сенраф! - уже на другом языке. Их собственном. Злобный зверь приветствует его рыком, поджимая задние лапы и опуская туловище наземь, - Kinti, dragon, kinti, - уже без крика, почти с любовью и нежностью, подходя вплотную к окровавленным зубам и касаясь чешуи ладонью. Гладит двумя руками, проверяя настрой зверя. Она сыта, но явно была оторвана от отдыха. Недовольна. Улыбается вновь, подходя к янтарному глазу, - Ma ta Сагири, ma ta, Сенраф, - кладет ладонь себе на сердце, а потом указывает на девушку. Его виверна не могла похвастаться таким же разумом, как и хваленые грифоны, но была умнее любой собаки. Поняла все прекрасно и явно не слишком одобрительно фыркнула. Пускать на свою спину кого-то, кроме принца, она не любила, - Ma ta, Сенраф! - повторяет с упором, хватая за узорчатую цепь, что перехватывала изысканную упряжь на груди виверны, - Viens là! - говорит, повернувшись, наконец, к Сагири, а затем жмурясь и мотая головой, когда понимает, что вновь на своем родном языке изъясняется, -  Chodź tu, Сагири! - повторяет уже на вельшанском и машет ладонью, как бы говоря идти к нему и всем своим видом показывая, что крылья свободы выглядят именно вот так: пугающе и кровожадно.

Отредактировано Louis Аrtois (2024-01-26 01:23:00)

В неверном свете свечей плясали их тени. Девушка не смутилась его касаниям, его близости. Они могли слышать дыхание друг друга, запах, и всё же обоим было плевать. Будущий король требовал повиновения, а она не понимала, как можно о таком просить, после пяти минут знакомства. Разве будет её клятва иметь хоть какой-то вес, да и о каком доверии можно говорить, если Луи её даже не знает. Всё так. Людовику было нужно увидеть в глазах воительницы сомнение. Когда даже перед лицом долгожданной свободы она взвешивает своё слово, а не бросает его бездумно на ветер. И плевать насколько искренние эти самые слова. Главное, что он не ошибся, увидев за её техникой боя, за её манерой себя держать - благородную кровь. Сагири соврать не сможет. Он увидит.

- Так-то лучше, впредь говори со мной столь же ясно, - сложно сказать приказ это или пожелание, но мужчина не собирается уточнять, снимая перстень с пальца, - Знак того, что я буду защищать тебя в ответ, Сагири, - от него это имя было слышать ужасно. Как и от любого здесь. Уродливый акцент будто бы хотел изменить и её саму вместе с именем.

***

Она не бежала в ужасе, даже не боялась, как благоразумные иллионцы. Луи было сложно понять её чувства, но страха средь них точно не было. И это удивляло уже его. Виверны монстры, не брезгающие пожрать и скот, и скотоводов. В его стране и вовсе считалось, что эти чудища гримлоковы отродья, а тут... Она кланялась Сенраф и чувствовала себя неуверенно только от того, что не знала, как нужно вести. Виверна присматривалась к подошедшей ближе девушке. Не спешила отвечать взаимностью на почтительное отношение, но и не разевала пасть. Людовик лишь улыбнулся ярко и кивнул, мол, "ты ей явно понравилась". Но провоцировать агрессию излишней фривольностью тоже не стоило. Никаких ненужных движений. Мужчина указывает на цепь, показывает, как забраться, помогая при необходимости [хотя с её-то ловкостью оно едва ли требуется], а затем сам оказывается в седле. Оно ему по грудь, ещё и приходится самому ремни на ногах цеплять - стремена для виверны не подходят, тут страховка нужна надежнее и Луи, любивший путешествовать таким образом, привык обходиться без слуг. Не постеснялся он и закрепить ноги своей спутницы. Не лапал, и никакого намека даже не посылал, просто зацепил плетеную кожу прямо поверх ткани и лишь после этого позволил себе взять поводья.

- Trzymaj się mnie! - произносит и затем хлопает себя по левому боку ладонью и указывает на её руки, как бы говоря "обними". И лишь после вскрикивает и тянет на себя трензель, отчего звенит цепь, подтягивая упряжь на груди виверны, - Nuvenin, Сенраф! - могучее тело под седлом движется и это нисколько не похоже на катание на лошади. Будто сама земля исчезает. Крылья размашисто хлопают, лапы отталкиваются через три, на удивление быстрых для такого массивного зверя, шага и они взлетают! К этому нельзя привыкнуть и принц не сдерживает смех, оборачиваясь к Сагири на мгновение, но ничего не говоря.

Сложно сказать сколько часов минуло с тех пор. Восемь? Девять? Они действительно обогнали бурю, пролетев всю Добровию и Вельшаву. Рассвет встретили уже в Штернии, остановившись подле замка старого приятеля Луи.
Всей троице требовался отдых. Хотя бы пара часов. К вечеру уже будут в Фламмансии.

Спустившись на земь, мужчина размял позвонки шейные и двинул плечами. Оно лишь показалось, что девять часов пролетели незаметно. Встрепенувшись и хлопнув себя по лицу, Луи оправил волосы и указал на крепость, что была в двухсот метрах от них, а после изобразил крест руками, давая понять: мне она не принадлежит. И ещё разок неспеша для надежности, добавляя:

- Nie moja!

Но за собой опять поманил. Там они поедят и помоются.
Так он думал, но шаг становился все менее уверенным с каждым пройденным метром. Слишком тихо. Сенраф скрытностью не славится и даже если бы часовые не заметили её полета, то уж приземление точно услышали. Тотчас бы высыпали на встречу с целой делегацией. И что это значит? Он напрягся, положив ладонь на рукоять клинка. Взглянул на девушку, вспомнив, что она безоружна и недолго думая протянул ей изящного вида кинжал в драгоценных ножнах. На всякий случай.
В Штернии спокойно не бывает и кровная вражда здесь никакой королевской властью не контролируется, а потому, остановившись у опущенного навесного моста, Людовик был готов к чему угодно.

Отредактировано Louis Аrtois (2024-01-26 01:14:31)